недовлюбившиеся люди недорастраченным теплом могли бы обогреть кварталы недопостроенных домов
Внимание.
Я не ревела год.
Сегодня я заревела над книжкой. Чорт возьми, над книжкой!
Целый год у меня было чувство, что я зареву, если умрет кто-то из моих самых родных. Если случится самая жуткая несправедливость в мире. Если меня проткнет насквозь раскаленной арматурой. И что во всех остальных случаях я буду курить и щуриться — в лучшем случае, а в худшем — просто молча стоять, замерев на месте и стараясь дышать через раз.
Честное слово, я думала, что у меня больше никогда не получится. С того самого гребаного момента, как я осознала, что ну точно не буду плакать по своей несчастливой отболевшей любви — и во мне словно кран какой-то перекрыли. Ни разу. Ни одной слезинки. Даже когда я упиралась лбом в подбородок брату, объясняя, что я так боюсь — экзамена, смерти близких, простой невозможности хоть раз еще вот так встать и почувствовать себя маленькой-маленькой, а он гладил меня по голове и умолял не плакать — я не плакала. Я была готова зареветь в любое мгновение, но слез не было. Они текли по другую сторону щек, наверно.
Сейчас я реву, вздрагивая, крупно, всем телом, меня трясет уже минут двадцать, не переставая, и я еле-еле попадаю по нужным клавишам, но — я впервые за этот чортов год — чувствую себя по-настоящему живой.
Я не ревела год.
Сегодня я заревела над книжкой. Чорт возьми, над книжкой!
Целый год у меня было чувство, что я зареву, если умрет кто-то из моих самых родных. Если случится самая жуткая несправедливость в мире. Если меня проткнет насквозь раскаленной арматурой. И что во всех остальных случаях я буду курить и щуриться — в лучшем случае, а в худшем — просто молча стоять, замерев на месте и стараясь дышать через раз.
Честное слово, я думала, что у меня больше никогда не получится. С того самого гребаного момента, как я осознала, что ну точно не буду плакать по своей несчастливой отболевшей любви — и во мне словно кран какой-то перекрыли. Ни разу. Ни одной слезинки. Даже когда я упиралась лбом в подбородок брату, объясняя, что я так боюсь — экзамена, смерти близких, простой невозможности хоть раз еще вот так встать и почувствовать себя маленькой-маленькой, а он гладил меня по голове и умолял не плакать — я не плакала. Я была готова зареветь в любое мгновение, но слез не было. Они текли по другую сторону щек, наверно.
Сейчас я реву, вздрагивая, крупно, всем телом, меня трясет уже минут двадцать, не переставая, и я еле-еле попадаю по нужным клавишам, но — я впервые за этот чортов год — чувствую себя по-настоящему живой.
-
-
09.01.2014 в 19:39а что за книжка, которая вызвала столько эмоций, если не секрет?
-
-
09.01.2014 в 19:39-
-
09.01.2014 в 20:21