*** Её зовут Женя, ей минуло двадцать три. Огромный город её приютил у себя внутри, с ним она встречает дождливые сентябри, с ним обошла все местные пустыри, нажила на пятках непроходящие волдыри, с ним по пятницам жует свой картофель-фри и не думает давно ни о чем особом. У нее есть работа, коллеги, друзья, враги, есть соперники, ну пойди на них погляди, у нее даже сердце болит и ворочается в груди, когда видит женщин в халатах и бигуди, когда видит «ванилек» в вагоне метро, в пути до дома приятеля, мальчика-травести: ее очень веселят такие особы.
Мальчика, кстати, родители звали Петей. Ему очень нравится под гитару тихонько петь ей, ему восемнадцать. И, ты знаешь, такой он третий, с кем ее видели не смолкающие соседи, про кого заикнуться может она в беседе, и от кого слышала о жизни вдвоем столетней — после пары бессонных жарких летних ночей. Петя влюбился в Женю с первого взгляда. У нее в глазах пляшут бешеные чертенята. Он готов ей руки лизать, как лижут щенята. У нее на уме — только клубы, шмотки, помада, если с собой берет его — это награда, так и знай, мол, Петюнь, мой мальчик/моя услада, показать хочу, что ты мой и больше ничей.
Он живёт пару лет с такой вот петлёй на шее. Женя глазами стреляет — как по мишеням. Петя видит, как она с каждым днем хорошеет, чувствует, что она к нему — всё свежее, называть просит не котенком, а просто Женей, вечерами по-правде он думает: неужели она вот так возьмет и уйдёт, и бросит? Так и вышло. Женя пропала на три недели. Петя ходил по кофейням, где они ели, заглядывал к ней на работу и еле-еле узнал, что Женя живет в каком-то мотеле, не выходит на улицу, вообще застряла в постели с кем-то. Они встретились в парке на старой заросшей аллее: «Ну чего ты, Петь. Это просто такая осень».
Очень просто, конечно, объяснить все банальным холодом. «Ты ж не думал, что мы — навсегда? Мы еще так молоды!» Вот и всё. Сиди, подыхай от любви, как от голода, от недостатка нежности, запишись к психологу... Чувство — внезапное попадание в темя обухом. Нет, ну надо же, быть два года последним олухом! Но в груди почему-то просто чертовски пусто. Можно пить по барам, таскаться потом по бабам, сыграть новую роль, покорить всех её масштабом, можно ждать, когда пожалеют, казаться слабым, можно найти другую, стать самым-самым... Только когда в сотый раз обнимает мама, говорит, что счастье нельзя заслужить без шрамов, Петя точно знает, что Жене сейчас не грустно.
*** Такая вот сказка. Какие тут хэппи энды. Открываешь душу — а тебе по ней каблуками. Сколько в жизни обманчиво сладких моментов? Сколько всего ты разрушишь своими руками? Ладно, забудем. Мне ли писать морали. Сказочник из меня, как-никак, дурацкий. Но если бы мне совсем никогда не врали, мне было бы не найти сюжета для сказки.