Август смертелен, с ним играть — всё себе дороже,
чуешь его своею открытой кожей,
ему же давай, как всегда, кого помоложе,
в августе умирается молодым.
У нас тут война.
Черный порох и белый дым.
Мы не чувствуем боль — или просто скрываем за маской,
ты солнцем этим и августом этим обласкан,
ты слушаешь эти лживые злые сказки,
фанатично стремясь всё вокруг превратить во мглу.
Я стою в углу,
мне некуда отступать:
раньше было друзей — соберётся и целая рать,
а теперь мне некого просить рассказать мне о счастье:
всех без исключений порвало на части.
И когда призраки не приходят к тебе в ночи,
не смотрят в глаза, не шепчут тебе: «Не кричи...»,
не пытаются утянуть в эту жуть и мрак —
вот, наверно, счастье, зажать бы его в кулак,
никому на него не давать ни смотреть, ни дышать.
Если ты тоже за август — меня некому утешать,
некому гладить по голове
и лечить простуду.
...Я тебя люблю, и до смерти буду...
Некому отбирать у меня тетрадку,
из неё заклятия сжигать на большом костре.
Август пройдёт.
Мы выживем в сентябре.
Если ты тоже за август, то кто научит
быть добрей, а не жёстче,
быстрее,
сильнее,
лучше,
кто потушит эти варварские огни,
оставляющие сотни жертв на своем пути?
Август — время для срывов,
время для рецидивов,
время — на близких с гранатой наперевес.
Август — циничный неумолимый бес.
Сотни моих египтов и мини-ливий
спрятаны наглухо от чужих любопытных глаз.
Если ты спросишь меня о счастье —
я тем счастливей,
чем реже
пишу
о нас.