Восемнадцатилетний репортер Елизавета Лисицына, которую все в редакции газеты звали «бедная Лиза»' сидела в прокуренной маленькой комнате отдела информации и жаловалась на свою судьбу бывалому газетному «волку» Барсукову.
— Всем дают легкие, человеческие задания,— бубнила «бедная Лиза»,— а мне никогда не дают легких, человеческих заданий!
Сморщенный, желтый, как карельская береза, Барсуков, оторвался от гранок и спросил:
— Интересно, что ты считаешь «легким, человеческим заданием»?
— Собачью выставку! — сказала «бедная Лиза».— Сколько раз я Антона Антоновича просила: «Пошлите меня на собачью выставку». Я бы шедевр написала про собак, потому что мой материал это. Я определенно вижу, что меня здесь затирают!
— Не ной, Елизавета! Никто тебя не затирает!
— Не затирают! — продолжала ныть «бедная Лиза».— А почему, как только появится нечеловечески трудное задание, так сейчас же Лисицыну подавай. Лисицына все вытянет, Лисицына—ломовая лошадь, безответная!
читать дальше
— Гордиться должна заданием редакции! Садись в метро и поезжай прямо в гостиницу «Москва», Карпович там остановился. Возьмешь у него беседу, как его соединение торпедировало немецкий караван,— и вся недолга!
— Он же нечеловечески неразговорчивый человек, этот Карпович! — со стоном сказала «бедная Лиза».— Другие газеты уже пробовали брать у него беседу, ничего не получается. Он всем говорит одно и то же: «Пришел в заданный квадрат, и когда появился немецкий караван, я его торпедировал». Все!
— Обожди, Лиза, не расстраивайся,— сказал Барсуков, поднимаясь из-за стола.— Сейчас мы с тобой что-нибудь придумаем. Ну-с, давай так- рассуждать. В каких случаях мужчина становится разговорчивым? Мужчина становится разговорчивым, во-первых, в том случае, когда девушка ему понравится. Может быть, ты ему понравишься, Лиза?
— Не понравлюсь! У меня обаяния нету... женского. И вообще оставь, пожалуйста, свои вечные шуточки!
— Я не шучу,— сказал Барсуков, изо всех сил стараясь казаться серьезным,— у тебя есть кое-какое обаяньице.
— Нету!—отрезала «бедная Лиза».— Нету! И все! Каждый день смотрюсь в зеркало — знаю. И давай этой темы не будем касаться.
— Хорошо, не будем касаться,— сказал Барсуков без тени улыбки.— Тогда остается второй вариант... Мужчина становится разговорчивым, когда он выпьет. Ты водку пьешь?
— Пила... два раза. Ужасная гадость!
— Вот если бы ты была мужчиной и могла бы с Карповичем, как говорится, «клюкнуть по-товарищески», он бы и заговорил... во весь голос!
— А ну тебя, Барсуков! — сказала Лиза, недовольно махнув рукой.— Мне через три часа материал надо сдавать, а я тут даром с тобой время теряю. До свидания, я пошла.
Знаменитого подводника Лиза застала за обедом. Пожилой человек в черной морской форме, лысый, с красивой холеной бородкой поднялся из-за стола и отрекомендовался Лизе:
— Капитан второго ранга Карпович. Чем могу служить?
— Расскажите, как вы торпедировали немецкий караван, товарищ Карпович.
— Пришел на заданный квадрат, дождался появления каравана противника и торпедировал его,— сказал неразговорчивый Карпович.
— А подробности? — спросила Лиза, стараясь глядеть на знаменитого подводника со всем обаянием, на какое она была способна.
— Они без подробностей шли на дно,— усмехнувшись, сказал Карпович.
Наступило неловкое молчание.
— А все-таки!—с отчаянием повторила «бедная Лиза».
— Что «все-таки»?
— Все-таки как же вы торпедировали караван немецкий?
— Я вам уже докладывал. Пришел в заданный квадрат, дождался появления каравана противника и торпедировал его.
— И это все?
— Все!
Вторая пауза была для Лизы еще мучительнее первой.
Вдруг ее блуждающий взор остановился на накрытом обеденном столе, в центре которого стоял пузатый графинчик с водкой.
Капитан второго ранга перехватил Лизин взгляд и вежливо предложил:
— Может быть... откушаете со мной?
«Бедная Лиза» вспомнила совет Барсукова, подумала: «А чем черт не шутит!» — страшно покраснела и, внутренне ужасаясь своей дерзости, сказала:
— Кушать мне не хочется. А вот... водки я бы выпила!
— Вы... пьете водку?
— Люблю иногда... клюкнуть по-товарищески! — сказала Лиза, катясь в пропасть.
Улыбаясь одними глазами, явно заинтригованный этим неожиданным признанием, неразговорчивый Карпович сделал широкий жест, приглашая Лизу к столу:
— Ну что же, давайте «клюкнем по-товарищески»! Он налил две рюмки водки и пододвинул к Лизе тарелочку с селедкой.
— Ваше здоровье! — сказал моряк, чокнулся и выпил не поморщившись.
Лиза тоже взяла свою рюмку, храбро сделала глоток, но тут же раскашлялась и минуты две сидела молча, с вытаращенными глазами, судорожно глотая воздух раскрытым ртом.
— Плоховато вы клюкаете! — сказал неразговорчивый Карпович.
— Просто не в то горло попало... Я могу еще!..
После третьего глотка Лизе стало тепло и очень весело. А весело ей стало потому, что Карпович, сидевший напротив, вдруг поплыл у нее перед глазами, стал зыбким, расплывчатым и наконец раздвоился. Теперь два знаменитых подводника, оба лысые, симпатичные, чернобородые, сидели за столом и, улыбаясь, смотрели на «бедную Лизу».
— Почему вас два? — спросила приятно удивленная Лиза».
— Это потому, что вы уже наклкжались!—сказали оба Карповича.
— А почему вы оба молчите и ничего мне не рассказываете?
— Хотим вас послушать!
— Хитрые какие! — сказала Лиза и погрозила Карповичам пальцем. Карповичи дрогнули, снова поплыли и вдруг слились в одного Карповича. Лизе стало еще веселее, голова у нее кружилась, хотелось смеяться и говорить, говорить — откровенно, по-товарищески о всех горестях и радостях ее трудной репортерской жизни.
И она заговорила.
Карпович внимательно слушал, молчал, только кивал головой да по-прежнему улыбался одними глазами.
— Понимаете? — заплетающимся языком жаловалась подводнику «бедная Лиза».— Как нечеловечески трудное задание — так Лисицыну им подавай. Потому что Лисицына — ломовая лошадь, безответная... Вот вас мне подбросили! А вы мне ничегошеньки не рассказали, как вы это... топре... топер... торпедировали фашистский каравай. А Антон Антонович скажет: «Лисицына не справилась!» А я не виновата, что вы такой неразговорчивый, а у меня обаяния нету женского!
— Сколько вам лет, Лисицына?
— Восемнадцать!
— Отец у вас есть?
— Он на фронте... Слушайте, расскажите же про немецкий каравай... Я запишу...
— Жаль, что я не ваш отец,— вдруг сказал неразговорчивый Карпович.— Высек бы я вас сейчас за эту водку. Глупая девчонка!
— Я же думала, что вы клюкнете со мной по-товарищески... и все расскажете про каравай фашистский. Ой, что же будет теперь? Через два часа материал надо сдавать. А я спать хочу! Ой, как у меня голова кружится! Можно мне на диван лечь?
— Укладывайтесь!.. И спите! — сказал знаменитый подводник.— Я сам за вас все напишу. По-товарищески. И позвоню в вашу редакцию, чтобы прислали за материалом. Ложитесь, ложитесь, нечего дурака валять! Вот вам подушка. Глупая девчонка!
...Через полчаса «бедная Лиза», тихо посапывая носом, сладко спала на диване, накрытая черной морской шинелью с погонами капитана второго ранга, а сам капитан сидел за письменным столом и, поглядывая на часы, торопливо писал статью для Лизиной газеты. Писалось ему трудно. Написав фразу, он зачеркивал написанное и принимался все писать заново.
— Черт побери! — ругался знаменитый подводник.— Действительно, нечеловечески трудное задание!
Хорошо написано, по-доброму. А в этих ваших тырнетах электронной копии не нашлось. Самому пришлось сканировать и распознавать...